А. Чернов. О ЦОКАНЬЕ КОЛЕС В «ТИХОМ ДОНЕ»

В расшифровке дневниковой записи Крюкова от 26 ноября 1914 г. (ее сделал Александр Безменников) встретилось уникальное «цоканье колес».

Это звук, который слышит пассажир поезда.

Не правда ли, странное выражение?

У Набокова люди цокают языком. Старик Мелехов цокают костылем по полу («Тихий Дон»). Цокают по кирпичной стене пули (Чулков. 1916).

У Бунина цокают соловьи («Деревня». 1909).

Пришвина цокает, высунувшийся из воды окунь (1920).

И, конечно, цокают копыта или подковы. Но никогда не колеса.

По электронному НКРЯ лишь три примера цоканья (цокотанья) колес. И все из Шолохова:

«По Гетманскому шляху цокотали колеса двуколок и фурманок, за ними длинным клубящимся подолом тянулась пыль» (6, LXI, 400).

По целине, обочь дороги, НЕМО* цокотали колеса уезжавшей брички. (Шолохов. «Обида». (1925–1926).

Ну еще «цокочет косилка» (Шолохов. «Червоточина». (1926).

По электронном НКРЯ «цоканья колес» нет. Нет и выражения «цокали колеса». И только у современного прозаика (явно под влиянием «Тихого Дона») находим: «…Скок, скок – цокают колеса по ухабам. (Олег Павлов. «Степная книга». 1990–1998).

В «Тихом Доне» колеса «цокотали».

У Крюкова «цокали».
Разница в форме глагола смущать не должна.
Цокот колес в романе – авторской, крюковской природы.

Игорь Шап мне пишет: «И цокали и цокотали — всё к месту. Цокали — больше подходит к вагонным колёсам, они цокают более редко — на стыках рельс. А вот колёса двуколок и бричек именно цокотали — на каждом камешке». И добавляет еще одну цитату из «Тихого Дона»: «Вливаются в песню голоса и с соседних бричек. Поцокивают колеса на железных ходах, чихают от пыли кони, тягучая и сильная, полой водой, течет над дорогой песня» (ТД: 1, V, 37); «По Гетманскому шляху неумолчно поцокивали колеса бричек» (6, LIX, 378).

—
*О СЛОВАХ «НЕМО» И «НЕМОЙ»
В ЗНАЧЕНИИ ‘ГЛУХО’ И ‘ГЛУХОЙ’
В ПРОЗЕ ФЕДОРА КРЮКОВА И «ТИХОМ ДОНЕ»:

В «Тихом Доне» «особенно бросается в глаза постоянная замена словом НЕМО слова глухо при описании приглушенных, неясно звучащих звуков голосов, залпов орудий, грома, стука копыт, шагов, колесного стука, звуков гармоники и пения петухов» – вторит профессору Принстонского университета Герману Ермолаеву член-корреспондент РАН Феликс Кузнецов (Кузнецов Ф. Ф. «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа / РАН; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. М.: ИМЛИ РАН, 2005. С. 726).

Однако: «Пусть это далеко от нас – шум и гул бурно несущейся жизни, неустанные заботы и попечение о славе и мощи какого-то отечества, какие-то сферы и борьба влияний, течений, кружков, лиц, партий, собирание даней и их расточение, – отраженная ими зыбь через топкие дороги, через непроездные овраги и балки докатывается и в наши немые степи – в образе предписаний и приказов» (Крюков. «В глубине»); «– Да насчет земли НЕМО сказано… не разобрали…» («Там же») и пр. – «серая ветошь неба, лес НЕМОЙ, смертно сонный…» (ТД: 2, VIII, 160); «И стало так, словно покрыла Обдонье туча густым, непросветно-черным крылом, распростерлась НЕМО и страшно и вот-вот пригнет к земле тополя вихрем, полыхнет сухим, трескучим раскатом грома и пойдет крушить и корежить белый лес за Доном, осыпать с меловых отрогов дикий камень, реветь погибельными голосами грозы…» (ТД: 2, XIII, 113).

См. также и это: «и опять из лавки в насторожившуюся темноту выскакивал раскатистый залп прыгающих звуков и звонко разбегался в оба конца НЕМОЙ улицы» (Крюков. «Мечты»); «–…А тут, на этой проклятой стороне, как в домовине: холодно… НЕМО» (Крюков. «В родных местах»).